Масленникова Зинаида Ивановна

Зинаиду Ивановну война застала в Ленинграде, юной двадцатилетней студенткой педагогического института. Семья Гаврильчик поделилась воспоминаниями Зинаиды Ивановны о начале блокады Ленинграда, об эвакуации мирных жителей по Дороге Жизни – Ладожскому озеру под бомбёжками и обстрелами. Прабабушка редко рассказывала о тяготах войны. Хорошо, что сохранилась информация в архивах. Рассказ составила правнучка София Гаврильчик.

Мою прабабушку, Зинаиду Ивановну, война застала в Ленинграде, юной двадцатилетней студенткой педагогического института. Она только недавно вышла замуж и мечтала, как и все девушки её возраста, о счастливой жизни и светлом будущем. Первым летом жители Ленинграда не торопились эвакуироваться, все верили в скорую победу. С начала войны прабабушка, как и другие жители Ленинграда, дежурила на крышах при бомбёжках, гасила фугасы, копала противотанковые рвы. К осени появилась угроза пострашнее зажигательных бомб – голод. Вместе с другими людьми Зина собирала мерзлую картошку на полях, с которой счищалась практически прозрачная, тонкая кожура. Прабабушка называла блюдо, которое готовилось из такой картошки «тошнотиками». Всё чаще приходилось прятаться в бомбоубежищах при авианалётах и обстрелах. К концу осени 1941 года ситуация в городе сильно ухудшилась. В ноябре норма хлеба уменьшалась дважды и достигла тех самых известных 125 грамм- минимальных во время блокады. Постоянное недоедание переросло в голод. Начали умирать люди. Прабабушка рассказывала, как умерла от голода молодая соседка, отдававшая свою пайку двухгодовалой дочери. Начались самые страшные голодные месяцы. К тому времени уже не работала городская канализация, отопление, водопровод. Зина обратилась в эвакокомиссию с просьбой разрешить выезд из Ленинграда, ведь в то время она ждала своего первенца и шансов выжить оставшись в блокадном городе практически не было.

В моём понимании эвакуация – это когда в пункт сбора подогнали автобусы, все сели и поехали через Ладогу. Но всё обстояло совсем иначе. До Финляндского вокзала эвакуируемое население добиралось пешком, ведь городской транспорт не работал. При этом ещё кто на санках, кто просто на себе, несли свои вещи. Оттуда в сторону Ладожского озера – в неотапливаемых вагонах дачных поездов до станции Борисова Грива, где находился эвакопункт. Многие и туда, за сорок километров, добирались пешком.

Путь через Ладожское озеро ещё никто тогда не называл Дорогой жизни, хотя людей уже активно вывозили пароходами вплоть до начала ноября. Потом водный путь закрылся. В Борисову Гриву эвакопоезда с ленинградцами начали поступать начиная с 3 декабря 1941 года. Ежедневно прибывало по одному-двум эшелонам  по полторы тысячи человек в каждом. В одном из них туда прибыла юная Зиночка. У эвакопункта в Борисовой Гриве на тот момент не было ещё помещений для размещения людей, они появились лишь спустя пару месяцев. Приходилось размещать людей среди местного населения, по 30-40 человек в комнате. Местным жителям это не нравилось, они не хотели пускать к себе блокадников. Работникам эвакопунта приходилось силой открывать двери и размещать людей. Кормили на эвакопункте всего один раз. Не в день, а вообще один раз, сколько бы дней они там не находились. Также один раз выдавался хлеб в дорогу.

Отправка по льду на другой берег началась уже с конца ноября- зима была ранняя и холодная. Уже отправили три эшелона военных, три – со слушателями Военной Медицинской академии. А вот гражданских ещё не переправляли по замерзшему озеру. Это стало возможным лишь в январе. Грузовики и автобусы ещё не могли ехать по тонкому льду. Если машина проваливалась, то шансов выжить не было. Лёд в начале декабря был местами всего 14см. К тому же, машины были отличной мишенью для немецких самолётов  и артобстрела. Немцы, видя движение на переправе, всех бомбардировщиков направили именно туда. Известно, что за первые две недели работы ледовой дороги, к 6 декабря 1941 года, утонули, застряли в торосах, были разбомблены 126 автомобилей. Проезд был закрыт, перевозить людей было нельзя. Всё пребывающие на эвакопункт люди требовали отправить их пешком. Люди были сильно истощены и больше не могли оставаться в Борисовой Гриве. Был организован пеший  переход с группой в 750 человек. С ними отправили дружинниц для оказания медицинской помощи в дороге. Моей прабабушке, находясь в «интересном положении» пришлось преодолеть тридцатикилометровый участок по льду Ладоги пешком. До девятого километра дошли все, а потом ослабленные голодом люди начали уставать, садиться на лёд Ладожского озера. А это означало верную смерть. Продолжили путь меньше половины. Кто-то вернулся обратно, кто-то попал в больницу. На тот момент ещё не были организованы пункты обогрева, а разжигать костры на льду было нельзя – увидели бы немцы. Люди замерзали. Матери теряли детей. Кому-то посчастливилось пристроиться на попутный грузовик. Толпы начали бросаться на проезжающие машины, хватать их за колёса, гибли под колёсами машин. Снега было очень мало, лёд был совершенно прозрачным и очень скользким. На сильном ветру людей с него просто сдувало. Идти можно было только ночью. Шли, ориентируясь по вешкам, расставленным через несколько сотен метров, и по разбитым автомобилям. В кучу сбиваться было нельзя, лёд начинал трещать. Главной целью при переходе через озеро было  выйти к деревне Кобона на восточном берегу. В деревне стояла заброшенная Никольская церковь с колокольней, которая в светлое время была видна с озера. Вот по ней и ориентировалась группа, на неё и шли. Кобона была окончанием ледовой дороги и всем казалась спасением. Но в то время там ещё не было эвакопункта, пункта обогрева и ночлега, питания и медицинской помощи. Добравшись туда, прабабушка вместе со всеми зашла в набитую до отказа церковь, где люди спали, порой стоя, согревая друг друга. После такого опыта перехода, с 8 декабря эвакуацию временно прекратили. Возобновилась она только с 22 января 1942 года. А людям на той стороне нужно было продолжать путь к Новой Ладоге, на северо-восток. Это 43 км по прямой. Дороги там не было и до войны, да в наши дни нет. Путь шел по чащам и по болотам, с длительными подъемами и спусками. Ослабленные, голодные эвакуированные преодолевали этот путь пешком, в том числе моя прабабушка. В середине января 1942 года уже был другой маршрут. А пока измученные люди продолжали идти к следующей цели -Новой Ладоге. Но оказалось, что и там нет эвакопункта. Еще осенью людей привозили сюда на пароходах, осуществлялась погрузка на машины и доставка до Волховского эвакопункта. Нет точной информации как добралась прабабушка до эвакопункта, сколько там пробыла и сколько живых добралось из той группы. В те дни этим маршрутом прошло несколько тысяч доведённых до отчаяния изголодавшихся людей. Кто-то утонул, замёрз, умер от голода или наоборот, когда прибывших попытались накормить, некоторые умирали даже не поняв в чем дело. Тогда люди впервые узнали, что пищу после длительного голода нужно принимать осторожно. Вот так, пройдя за несколько дней пешком около 100 км, под бомбёжками, в темноте, в метель, по льду и болотам, двадцатилетняя Зина, моя прабабушка, 10 декабря 1941 года оказалась в теплушке эшелона №10 на Вологду, а дальше – на Урал.  Уже в январе 1942 года началась масштабная эвакуация через хорошо замёрзшее Ладожское озеро, на машинах, с организованными эвакопунктами. А в Ленинграде остались две тётушки моей прабабушки. Одна  проработала всю войну в детской больнице на Васильевском острове, была награждена медалью «За оборону Ленинграда». Вторая практически круглыми сутками работала на Кировском заводе.

Прабабушка редко рассказывала о тяготах войны, так, если к слову пришлось. Видимо, не хотелось даже мыслями возвращаться  в то время. Хорошо, что сохранилась информация в архивах. Она никогда не жаловалась, не относилась с ненавистью ко всем немцам, хотя вина фашистов для неё была очевидна. Нам бы поучиться их стойкости и мужеству. Как и о подвигах прадедушки, прошедшего всю войну, мы больше знаем из семейных архивов, где бережно хранятся наградные листы, награды, справки о ранениях. Нам, наследникам этой памяти, важно знать, что происходило, чтоб не допустить искажения истории, чтоб помнили, что пришлось пережить нашим родным в те годы, сколько наших граждан не дожили до победы, сколько жизней унесла война.

Память о своей прабабушке, очевидице начала Блокады Ленинграда, хранит правнучка София Гаврильчик